Ну да, в сравнении с "Нетрезвой русалкой" приближающийся шлюп казался громадным и величественным, а открытые орудийные порты намекали о бессмысленности и самоубийственности сопротивления.
- Разрешите, я ихнего капитана подстрелю? - Лапочка ласково погладил ложе ружья. - По такому фазану мудрено промахнуться.
- Сдурел? - казак обиженно засопел, и полковник поспешил успокоить. - Успеешь ещё настреляться, не последний день живём.
Если Ефим и имел противоположное мнение, то озвучивать его всё равно не стал - с мрачным видом плюнул за борт. Как раз в сторону высылаемой англичанами призовой команды.
- Прошу простить некоторые огрехи моего произношения, господин Когрейн.
- Лорд Когрейн!
- Разумеется лорд! И ещё раз приношу извинения - радость встретить цивилизованного человека в этом скопище варваров столь велика, что досадные ошибки происходят исключительно из-за неё! - Бенкендорф почтительно поклонился, прижимая шляпу к груди.
- Для чего вы хотели меня видеть, господин Блюмберг? - казалось, слова даются коммандеру с большим трудом, и он насильно выталкивает их через презрительно выпяченную нижнюю губу. - Предупреждаю сразу - вонючая шведская лохань переходит в собственность Его Величества, как перевозившая военную контрабанду, и протесты будут отвергнуты за их необоснованностью и смехотворностью.
- Ну что вы, милорд, какие претензии? Наоборот… - Александр Христофорович замолчал, давая понять собеседнику о полном согласии. После небольшой паузы продолжил, доверительно понизив голос. - Я имею послание к вашему правительству от русской императрицы Марии Фёдоровны, являющейся регентшей при малолетнем императоре Николае.
- Как? - лорд Когрейн даже подскочил в своём кресле, расплескав херес из стакана. - А куда же делся Павел?
Хм… где же хвалёная английская невозмутимость? Более всего коммандер сейчас напоминал взявшую след гончую, или, пользуясь понятными британскому уму образами, человека, который вот-вот ухватит за яйца лепрекона-башмачника, с последующей конфискацией заветного горшочка. Что, благородному лорду надоело командовать двадцатипушечным корытом и хочется большего? Ну да, а вовремя доставленная в Лондон информация, разумеется, даст карьере изрядный толчок. Достойное желание, ничего не скажешь, и помочь в том - занятие не менее достойное.
- Его Императорское Величество почил в бозе, - Бенкендорф благочестиво перекрестился, вызвав тем кривую усмешку собеседника, и мысленно трижды сплюнул через левое плечо. - Он был убит взбунтовавшейся гвардией.
- Но наследником, как я понимаю, являлся его старший сын Александр?
- К превеликому сожалению цесаревич тоже погиб - поддержавшая гвардию толпа черни ворвалась в императорские покои, круша всё и вся на своём пути. Ах, милорд, Павел настолько восстановил против себя общество, что бунтовщики в озверении не пожалели даже детей! Увы, милорд, увы… Лишь Марии Фёдоровне с единственным сыном удалось скрыться в доме вашего посланника.
- Что за чушь вы несёте, милейший господин Блюмберг? Лорд Уитсворт вот уже полгода как пребывает в Копенгагене!
Александр Христофорович, по приказу императора лично освидетельствовавший труп, даже обиделся:
- Не знаю, откуда у вас такие сведения, милорд, но его милость собственноручно написал письмо, хранящееся запечатанным в его же собственном ларце, каковой мне поручено доставить в Англию. О, не беспокойтесь, за исполнение поручения уже заплачено.
- Проклятье! - Когрейн ударил кулаком по столу. - А этот болван и выскочка Горацио привёл нас сюда, уверяя, что именно в Копенгагене мы найдём ключи от фортов Кронштадта. Лицемер и мерзавец!
- Простите, милорд, но я, пребывая существом сугубо сухопутным, могу не понимать некоторых морских терминов.
- Вам этого и не нужно, - опомнился коммандер, осознавая, что и так слишком открылся в нелюбви к Нельсону перед совершенно незнакомым человеком. - Обстоятельства этого дела должны быть незамедлительно доложены адмиралу Хайд Паркеру. Где тот ларец?
- Разве после обыска "Нетрезвой русалки" его не перенесли сюда? Да я же сам видел, как четверо рыжих матросов…
- Рыжих? - неожиданно взревел Когрейн. - Эти ирландские собаки… Повешу!
Успели! Коммандер в сопровождении нескольких прихваченных по пути офицеров ворвался на батарейную палубу за секунду до того, как на крышку ларца опустился тяжёлый плотницкий топор. М-да… ну и нравы здесь царят - вместо того, чтобы грозно одёрнуть проштрафившихся подчинённых, командир шлюпа попросту выстрелил матросу прямо в лицо. Впрочем, если бы он этого не сделал, Александру Христофоровичу пришлось бы разделаться с мерзавцем самому - снаряжённый Кулибиным сундучок не предназначался для столь грубого обращения.
- На каторге сгною! На реях развешу! - ярости лорда Когрейна не было предела.
Немудрено - воры покушались не только на ценные сведения, заключённые внутри, но на саму карьеру, хвост которой так удачно замаячил перед глазами, что потянись, и достанешь рукой.
- Всех в карцер! Это, - небрежное движение пальцем, - ко мне в каюту и приставить часового.
- Позвольте посоветовать своего слугу, - предложил Бенкендорф. - Эти азиаты настолько преданы хозяевам…
- Странные у вас азиаты, господин Блюмберг, - к коммандеру вернулась подозрительность, являющаяся обычным состоянием. - И откуда у вас взялся пистолет?
- А-а-а… э-э-э…
- Обыскать!
Совсем молодой офицер, сильно смущаясь ролью тюремщика и сыщика, во исполнение приказа охлопал полковника, выкладывая найденное в подвешенный к потолку гамак. Оружия больше не нашлось - пистолет, вынутый на бегу из потайного кармана, оказался единственным. Зато за подкладкой обнаружился лист бумаги, сложенный вчетверо и с оттиском двуглавого орла на печати.