Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец - Страница 77


К оглавлению

77

Дела в Европе обстояли немного хуже - неприятно оживилась Австрия, из Парижа доносили о полном уничтожении Египетской армии Наполеона, так и не дождавшейся нашей помощи. Буонапарте. Говорят, негодовал по поводу отказа русского царя, то есть моего отказа, поставить пушечное мясо для la belle France. Врёт, скотина, как сивый мерин. Я разве отказывал? Наоборот, целиком и полностью согласен был - на определённых условиях. Моя ли в том вина, что на выполнение этих условий у французов банально не хватило денег? Жмоты!

А в остальном всё тихо и спокойно - ждём известий из Стокгольма. Да, чуть не забыл… на свадьбе Фёдора Толстого и Лизаветы Лопухиной, будучи изрядно подшофе, вместо "горько" кричал "Гитлер капут!" На следующий день в Петербурге и окрестностях арестовали одного Гидлера, двух Хитлеров, нескольких Гитлевичей, неизвестно отчего - Булгакова, и, наконец, сенатора Хитрово. Потом, правда, разобрались и отпустили с рекомендацией сменить фамилию, особенно последнему.

- Павел! - голос императрицы за спиной заставил вздрогнуть от неожиданности и спрятать за голенище сапога неосмотрительно оставленную на столе фляжку. - Ты опять грустишь в одиночестве?

- Дорогая, - стараюсь не дышать в сторону Марии Фёдоровны. - Душа моя, я вовсе не грущу, а работаю с бумагами.

- Вот именно, Павел. Всё время работаешь, работаешь, работаешь, и никакой личной жизни.

- Личная жизнь? Солнце моё, если что-то и было раньше… Сама знаешь прекрасно - ты умнее и красивее всех этих прости… хм… фрейлин.

- Возможно, - императрица улыбается нехитрой лести. - Но разве разговор об этом?

- А разве нет?

- Вот видишь, ты так заработался, что… Всё, бросай бумаги, нам необходимо развеяться.

- Каким образом?

- Мы пойдём в народ.

- Э-э-э…

- Нынче вечером в салоне у Вяземских Гавриил Романович Державин представит новую поэму, посвящённую героическим защитникам Петербурга. Ты обязательно должен присутствовать.

- Но удобно ли будет?

- Поедем инкогнито, всего лишь со взводом конвоя.

Ну что же, если женщина просит поэтический вечер, она его получит. А спорить… увольте.

Пять часов спустя.

- Лизонька, ты теперь замужняя дама, не забывай об этом!

- Матушка, вы напрасно беспокоитесь! - при выходе в свет Лизавете Михайловне Толстой, в девичестве Лопухиной, пришлось оставить домашнее "ты" и обращаться к матери исключительно на "вы". - Разговоры о нарядах давно вышли из моды, и обсуждение преимуществ казнозарядного оружия пред заряжаемым с дульной части не может считаться дурным тоном.

- Но твои неприличные жесты…

- Матушка! - возмутилась Лиза. - Как вы могли такое подумать? Я объясняла княжне Куракиной порядок подготовки к стрельбе штуцера старого образца!

- Значит это…

- Ну конечно же подразумевался шомпол, а не то, о чём вы подумали.

Дарья Алексеевна мило покраснела:

- Ни о чём и не думала.

Лизавета Михайловна поправила повязку, поддерживающую повреждённую в бою руку, проследила, чтобы та не закрывала Георгиевский крест на груди, и улыбнулась в ответ:

- А отец Николай такой мужественный!

- Ты это к чему?

- Да просто к слову пришлось. Он здесь, кстати.

- Где? - Лопухина-старшая вскинула голову, оглядывая залу, но тут же опомнилась. - Ах ты проказница!

- Лиза, смеясь, убежала, а вниманием Дарьи Алексеевны завладела подошедшая хозяйка салона. Вид Зинаиды Петровны говорил о крайней её взволнованности и озабоченности.

- Мне только что сообщили, будто сам государь намеревается приехать суда! Боже мой, Дарья Алексеевна, я боюсь!

Лопухина удивлённо подняла брови:

- Кого?

- И кого, и чего…. всего боюсь.

- Павел Петрович в высшей степени добрейший человек, Зинаида Петровна, но если вы чувствуете за собой какую-нибудь вину…

- Вам хорошо говорить, - Вяземская готова была расплакаться. - Ведь фабрика по выделке патронов и ракет, куда вложены ваши средства, куда как ближе государю, чем мои суконные мануфактуры.

- Ну полно… Вот возьмите Нарышкиных - те вообще намерены заняться перевозкой грузов по рекам.

- Как так? - от удивления у Зинаиды Петровны пропало всякое волнение. - Но это же неблагородно!

- А механика?

- О, механика - шарман!

- Вот! - Лопухина со значением улыбнулась. - Кирилл Ильич после ареста и суда три месяца ходил в бурлаках, и мысль там ему явилась - устроить судно с паровой машиной, чтобы сама гребло, и другие за собой тянула. Представляете, десять тысяч пудов одновременно?

- Да ну? - восхитилась хозяйка салона. - Это совсем другое дело! Паровая машина - тоже очень благородно! Вы не знаете, Дарья Алексеевна, в Швеции их применяют? Если привезут трофейные, я бы купила сразу две.

- Тоже для судов? В Англии, говорят, уже начали ставить.

- Ах, не упоминайте этих мерзавцев! - Зинаида Петровна, муж и старший сын которой оказались вовлечены в мартовский заговор и погибли в Ревельском сражении, резко переменила настроение.

- Простите…

- Пустое, я почти привыкла… Пойдёмте лучше к роялю. Вы слышали, какой у красногвардейского священника чудный баритон?

- Нет, - ответила Лопухина и почему-то опять покраснела.

- Как, вы пропустили такое несказанное удовольствие? Возмутительно и непростительно! Ничего, ещё не поздно исправить досадное упущение, - Вяземская взяла Дарью Алексеевну за руку и чуть ли не силой повела к роялю. - Отец Николай, где же вы? Кто обещал нам исполнить новый романс? Обманывать дам нехорошо!

Капитан Тучков лично вывел к инструменту упирающегося священника и поклонился:

77