- А не сходить ли тебе, Миша, за грибами?
- Куда? - удивился парнишка. - Сушь третью седьмицу стоит, какие же сейчас грибы?
- А ты на болотце вдоль Змеиного ручья посмотри.
Минька недоверчиво покачал головой и поскрёб в затылке. Вот это да, сколько себя помнил, всегда запрещали туда ходить, а тут сам посылает!
- Боишься?
- Я? - возмущение захлестнуло парнишку. - Да я, между прочим, уже два раза… ой!
- Бывал, значит? - не вопрос, скорее утверждение. - Дашку с собой заберёшь. Понял?
- Чего не понять-то? Заберу.
- И это, Миш… - голос отчима дрогнул. - Удочки с собой ещё захвати, мало ли заночевать придётся, хоть уклеек в Вороньей речке наловишь. Всё не с пустым брюхом.
- Тута всего четыре версты.
- А я сказал - придётся заночевать!
Уходили из деревни огородами - очень уж отчим просил не попадаться солдатам на глаза. Дашка, несмотря на малый возраст, терпеливо перенесла ползанье по огуречным грядкам, перелезание через плетень, даже когда в заросли крапивы попали, и то не заревела. Не зря Минька показал её сберегаемого с самого Рождества леденцового петушка на палочке, и посулил отдать целиком за хорошее поведение.
Прихваченное лукошко, будь оно неладно, мешало ползать и лазать, но там кусок хлеба, две репки, и моток лесы из конского волоса. И величайшая для каждого мальчишки драгоценность - настоящий железный крючок. Не приведи Господь иноземцам на глаза попасться - обыщут и отберут сразу же. И откуда нехристей привалило? Куда ни глянь, всюду они. И много-много! Сам Минька умел считать только до сотни, но этих сотен тут видимо-невидимо. Пять, а может и все восемь. Кто-то прямо на костре ворованных поросей жарит, кто-то складывает на телеги связанных по ногам овец, иные просто сидят и гогочут, передавая друг дружке большие глиняные кружки. Не иначе у кого-то брагу отняли.
Сразу за огородами нырнули в высокую рожь. Мишка поначалу опасался, вроде как барское то поле, но потом решил, что от барина не убудет, если они немного потопчут, и потянул за собой сестрёнку. Жалко хлеб, а куда деваться, ежели везде красные мундиры?
Едва вышли на другой стороне, как Дашка потребовала обещанное:
- Питуска давай! - топнула босой пяткой, и набрала полную грудь воздуха, готовясь зареветь в случае отказа.
Делать нечего, пришлось доставать из-за пазухи завёрнутую в чистую тряпицу сладость. Развернул, облизал со всех сторон, будто бы проверяя сохранность вкуса, и протянул:
- Держи! Только всего сразу не ешь.
- Пасяму?
- Сладкая будешь слишком - непременно козюля ужалит. Мы же на Змеиный ручей идём, знаешь?
- Да? - девочка ненадолго задумалась, а потом решительно запихнула лакомство в рот. - Ты бойсой! Ты сех козюй убьёсь!
Минька аж поперхнулся от таких слов и не нашёлся чего ответить. Петушка, конечно, очень жалко, но и выглядеть в глазах младшей сестры последним трусом тоже не хотелось. Подумаешь, гадюки! Да он этих гадюк одной левой! Вот только выломать прутик покрепче… и всех…
Мальчишка представил себя богатырём, срубающим Змею Горынычу сразу три головы. Нет, лучше четыре! И хвост заодно! Дашка с восторгом и восхищением смотрела, как прутик со свистом рассекал воздух - вот он сбивает наземь васильковые и ромашковые вражьи полчища, вносит опустошение в репейную орду, а по неприятельскому генералу-чертополоху бьёт с такой силой, что того отбрасывает на несколько шагов.
И, кажется, будто земля дрожит и пыль клубится вдали - верный конь стучит копытами, спеша на помощь. Ну будет ужо врагу потеха!
- Кусна! - Дашка облизала большую деревянную ложку и отложила её в сторону. - Паси бох!
Девчонка осоловела после непривычно сытной еды, но всё равно с сожалением проводила взглядом уносимый котелок с недоеденной кашей. Глаза закрывались сами собой… клюнула носом… встрепенулась… И тут же завалилась на бок, не в силах бороться с непреодолимым сном. Сидевший рядом пожилой дядька хмыкнул, улыбнулся чему-то своему, и переложил ребёнка на сложенную в несколько раз попону.
- Сестра?
- Ага, - ответил Минька, торопливо работая ложкой. - Младшая.
Вопросы вопросами, но съесть нужно всё, что положили, иначе хозяева обидятся и не предложат добавки. Дядька-то вона какой сердитый! Хотя ни разу даже брови не нахмурил, но все остальные к нему и приближаться опасаются. А если подойдут, то непременно вытягиваются и называют Вашим Происходительством. Нерусский, наверное, с таким-то именем и прозвищем. Может татарин? Набравшись храбрости, Мишка решился спросить об этом напрямую.
Дядька смеялся долго, пока торчащие в стороны усы не опустились вниз, намокнув от текущих по щекам слёз. И чего такого смешного нашёл?
- Ты что, малец, никогда гусар не видел?
- Ладно врать-то! - каша кончилась, поэтому можно говорить начистоту. - Какие же вы гусары? У гусар мундиры в золотых узорах да кивера высокие с бляхами… а у вас?
- А что у нас? - "происходительство" сдвинул на ухо смушковую шапку с алым верхом, перекрещенную голубым шнуром, и стукнул кулаком по колену, обтянутому сукном блёклого зелёного цвета. - А у нас полевая форма Ахтырского полка, высочайше утверждённая самим императором Павлом Петровичем.
- Так ты гусар?
- Бери выше - целый генерал-майор.
- И сабля есть? - косой быстрый взгляд на ножны. - Пока не покажешь, ни в жисть не поверю!
- Ну и хитрец! - генерал раскусил немудрёную уловку и, вытащив оружие, протянул рукоятью вперёд. - Держи.
- Навовсе? - ахнул Минька.
- Ну уж нет. Хотя… Иван Дмитриевич!
- Да, Ваше Превосходительство! - гусар в точно таком же мундире возник буквально из ниоткуда.