Флагманский линейный корабль слегка покачивался на мелководье Финского залива, но даже более сильное волнение не смогло бы помешать двум расположившимся в роскошной каюте джентльменам выпить чаю. Один, правда, боролся с тошнотой от морской болезни и с трудом скрывал эту борьбу, но держался в высшей степени достойно. Английский моряк - это, знаете ли, не профессия и не призвание, и даже не состояние души. Английский моряк - особая нация, венец творения Господа, всегда хранящего Англию. Так было, так есть, так будет. God, Save England!
Чаепитию не мешала далёкая канонада - случись она ночью, не будет лучшей колыбельной просоленной ветрами всех морей душе. А если бы всевышний дал талант композитора, то гул каждого сражения стоило переложить на ноты, и потом, длинными зимними вечерами, слушать их в исполнении камерного квартета. А самому сесть перед камином, укрыть ноги пледом, велеть зажечь свечи, раскурить длинную трубку с янтарным мундштуком и предаться воспоминаниям под херес и тревожный рокот струн. Битвы… музыка… поэзия… они похожи, недаром лучших в них венчают лавровым венком. Случайно ли?
- Кстати, о хересе! Как вы к нему относитесь, сэр Артур? Точнее сказать, к его вкусу?
- Более чем благосклонно, дорогой сэр Горацио! - откликнулся собеседник, пожилой мужчина с короткой, располагающей к апоплексии шеей, и непомерно большим носом на красном лице. - Действия этого petite caporal в Испании не нанесли ущерба вашим подвалам?
- Его флот сам с энтузиазмом восполняет мои запасы.
- Весьма благоразумно с их стороны.
- Конечно. Степень благоразумия капитанов купеческих судов напрямую зависит от количества нацеленных на них пушек.
- Кроме…
- Да, вы правы, кроме этих чёртовых русских. Они упрямы как ослы.
- И опасны как медведи!
- Я бы не был так пессимистичен и категоричен, сэр Артур. Слава русской армии как противника сильно преувеличена. Да, одержанные в прошлом победы… но над кем? Их противниками были турки да дикие персы!
- Но шведы? Но Пруссия?
- Когда это было? Даже не смешно.
- А французы? Наполеоновы генералы…
- Ах, оставьте! Какие генералы? Возомнившие о себе вчерашние булочники, аптекари и сапожники, ещё недавно не знавшие с какой стороны заряжается пистолет.
- Может быть, может быть… - с сомнением протянул краснолицый. - Но если русские разучились воевать, то что обозначают наши трёхнедельные эволюции вблизи фортов Кронштадта, обошедшиеся в три фрегата и один линейный корабль? Пусть шведские, но тем не менее… Чьим неумением это можно объяснить?
Первый из собеседников совершенно непочтительно забросил ногу за ногу и подпёр подбородок единственной рукой, поставив локоть на колено. Его лицо, бледное от природы, медленно налилось краской гнева. Впрочем, голос, стал спокойнее и бесстрастнее:
- Это объясняется, сэр Артур, скверным командованием сухопутными силами, посланными взять русскую столицу. Именно взять, а не штурмовать, так как те несколько полков, оставшихся в Петербурге, нельзя считать серьёзной силой, способной к сопротивлению. Благоприятнейший момент! Но что же мы видим?
- Вы меня обвиняете?
- Боже правый, конечно же нет! Мы не в парламенте, поэтому я лишь отвечаю на ваш вопрос. Ответьте и вы - где сейчас двенадцать тысяч человек и примерно столько же шведов? Молчите?
- Они сражаются, сэр Горацио!
- Это всё, что знает командующий десантом? Теперь второй вопрос - с кем они сражаются? По нашим сведениям, в городе не более десяти тысяч русских солдат.
- Но…
- Именно, сэр Артур!
Контр-адмирал Артур Филлип достал платок и промокнул пот. Чёрт побери, угораздило же на старости лет получить командование над сухопутными крысами!
- Я немедленно отправляюсь…
- К чему такая спешка? - Нельсон снова излучал радушие и любезность. - Мы же собирались выпить хересу, не правда ли?
Минька Нечихаев считал, что им несказанно повезло сегодня, и из всех изб в Воронино аглицкий генерал выбрал именно его дом. Не совсем его, конечно, но отчим Касьян Нечихай так давно перестал быть чужим, что… Тут в Минькиных знаниях зиял изрядный пробел, потому что родного отца он не помнил, и сравнивать было не с кем.
А англичане… да оне почти как люди, вот ей-богу! Всего лишь из дому переселили в хлев, но самих пальцем не тронули. Даже бабку Евстолию, которая лет пять с печи не слезала, просто на улицу вынесли и с крыльца бросили. Могли ведь и зарубить, как зарубили соседей - дядьку Ивана с тёткой Матрёной. А эти добрые! Корову только зарезали… жалко. И курей всех поели в один присест.
В хлеву тихо и пусто. Пусто от того, что поросей тоже забрали. А тихо… перепуганная Дашутка, младшая сестрёнка, против всякого обыкновения не хнычет, только глазёнками забавно хлопает да озирается непонятливо. Третье лето ей ишшо - глупая совсем. Самому-то Мишке опосля Троицы в аккурат десять стукнуло - мужик совсем, хотя и худосочный.
- Как же без коровы-то? - мать перебирала побелевшими пальцами край передника. Вот-вот взвоет дурным бабьим голосом, начнёт причитать так, что лучше бы умереть, но только не слышать.
- Цыц, дурища! - обычно смирный и неразговорчивый Касьян отвесил жене хорошего леща. - Заткнись! Пойдем-ка, Михайло, потолкуем кое о чём.
Отчим с опаской выглянул из приоткрытой двери, остерегаясь чужих ушей. Хотя англичане человеческих языков не знали, но мало ли чего - бережёного Бог бережёт. Во дворе никого, лишь у избы мается бездельем свирепого вида часовой с ружьём. У-у-у, иродово отродье!