Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец - Страница 36

- Открывай! - надрывался служивый.

Александр Фёдорович смотрел на незваного гостя с высоты второго этажа, по обычаю поставленного поверх каменных подклетей, и лихорадочно размышлял о причинах столь неприятного визита. Уж не Суздальские ли монахи, многие годы безуспешно оспаривающие у Подновской слободы славу огуречной столицы и право поставлять сей деликатный овощ к царскому столу, подсуропили?

- Открывай, говорю! Надобность государева!

А делать-то и нечего, попробуй такому не открыть.

- Иду-иду! - купец тяжело вздохнул, перекрестился на образа в красном углу, и заспешил вниз по лестнице, не доверяя столь важного дела домочадцам. Лишь на ходу многозначительно посмотрел на супружницу, понятным движением разъяснив порядок приёма важной государственной персоны.

Тяжёлая дубовая дверь с толстыми железными полосами поверх досок без скрипа распахнулась, и гвардеец упёрся взглядом в сияющее невиданным радушием лицо купца. На купчину, как предполагалось ранее, тот никак не тянул - худощав слегка, солидного брюха нет, и волосы лампадным маслом не смазаны.

- Милости просим, Ваше Высокопревосходительство, заглянуть в нашу скромную обитель.

Начинается. Иван Петрович Кулибин особо указывал на известную скромность нижегородцев - одну из разновидностей гордыни. Местные купцы и промышленники, строя хоромы, вызывающие зависть столичных князей с графьями, упорно именуют их домами. В Нижнем Новгороде нет дворцов - даже у губернатора, быстро проникающегося сим духом.

- До Высокопревосходительства мне ещё лет триста служить, - гвардеец решительно остановил поток славословий и представился. - Гвардейской дивизии прапорщик Акимов, честь имею! Ты Беляков будешь? Распишись в получении письма.

Александр Фёдорович с опаской взял в руки пакет, украшенный пятью печатями, и с вопросительными интонациями предложил:

- Так, может, подниметесь, Ваше благородие? Там и перо с чернильницей, и всё остальное, к ним прилагающееся…

Прапорщик молча но благосклонно кивнул, и проследовал за хозяином по чуть поскрипывающим, начищенным речным песком ступенькам. Наверху уже поджидала хозяйка с расписным подносом, на котором заманчиво так располагалась высокая серебряная стопка в окружении крохотных огурчиков.

- Это что сие означает?

- Так ведь оно по старине положено.

- По старине? - Акимов с подозрением глянул на потемневшие от времени иконы. - Уж не раскольничаешь ли ты?

Глаза купца потухли, чтобы тут же вспыхнуть какой-то потаенной грустью:

- Да куда уж нам, Ваше благородие. Капиталы раскольничать никак не позволяют - маловаты оне.

- Маловаты?

- Вот истинный крест!

- Разберёмся! - гвардеец с лихостью, выдающей опыт, опрокинул стопку, вдумчиво зажевал огурчиком, и хотел было поставить её обратно. Но поднос исчез вместе с хозяйкой. - Э-э-э… куда?

- В карман. Соизвольте принять небольшой… ой!

Аккуратная, без членовредительства, но сильная оплеуха опрокинула купца на пол. Прапорщик навис сверху грозовой тучей:

- Взятка? А знаешь ли ты, образина, что взятки придуманы англичанами для нанесения ущерба государству Российскому?

- Виноват, Ваше благородие… - Беляков с трудом сел и прислонился к высокой голландской печке. - Так это что, таперича совсем… никому? И даже..?

Акимов подбросил в руке злополучную стопку:

- Давал, значит?

- Как же без того? В коммерческом деле без того вообще никак.

- Списки составишь - кому, сколько, как часто. Понял? Грамоте разумеешь?

- Без неё тоже нельзя. Еленка, подай перо с чернилами, да пусть накрывают обед уставшему от государевых забот их благородию! Пошевеливайтесь там у меня!

За обедом, во время которого Александр Фёдорович старался не жевать пострадавшей левой стороной, ледок недоброжелательности между купцом и офицером окончательно исчез. Прапорщик справедливо рассудил, что третья гильдия вполне может быть приравнена к обер-офицерскому званию, а потому отдавал должное блюдам, совершенно не чинясь.

- Вот скажи мне, Сергей Викторович, ты государя-императора видел?

- Конечно, я же в гвардии состою. И даже несколько раз… но не будем об этом.

- Ну и какой он из себя? - Беляков оглянулся, убедился, что никто не подслушивает, и перешёл на шёпот. - А то у нас слухи пошли, будто царя подменили.

- Это кто такое говорит? - Акимов отставил поднесённую к губам стопку и погладил усы, пряча жёсткую усмешку.

Ему уже доводилось слышать нечто подобное по дороге в Нижний - в Вологде, в Ярославле, Балахне. Нет-нет краешком уха и ухватит ползущие россказни о чухонском младенце, подброшенном матушке Екатерине взамен убиенного Понятовским цесаревича Павла Петровича. А теперь, дескать, тот чухонец вырос и оказался злым немецким карлой, желающим обратить православный народ в латинскую веру.

- Да ведь слухами земля полнится, Сергей Викторович, - развёл руками купец.

- Кабы через край не полилось! - от удара кулаком по столу подпрыгнули тарелки.

- Что не полилось? - не сообразил Беляков.

- А то, чем полнится!

Купец поёжился и поспешил перевести разговор в другое, более безопасное русло:

- Это точно, народец у нас такой - соврут, и возьмут недорого.

- Не только у вас.

- Беда… А вот скажи, Сергей Викторович, как оно на самом деле приключилось? Из-за чего англичанка так на царя-батюшку взъярилась, что на душегубство пошла?

Прапорщик опять погладил усы и задумался. Слухи ведь откуда-то берутся? Они же не вошь, способная сама собой расплодиться в пропотевшей да нестиранной рубахе? Кому-то они выгодны? А ежели так, то…